– Ешь! – решительно сказал он. Он неправильно истолковал ее реакцию, в чем Рия убедилась уже в следующее мгновение. – Не смотри на меня так, словно я прямо сейчас тебя изнасилую, – прорычал он. – Здесь ты в полной безопасности, можешь мне поверить. Я нисколько не сомневаюсь, что бесподобный Фрэнк туг же бросится тебе на помощь, стоит мне только посмотреть на тебя не так. – Рия побагровела от воспоминаний, которые вызвали в ней его слова и которые она предпочла бы навсегда забыть. Он едко рассмеялся. – По крайней мере, это я еще могу делать, – пробормотал он, слегка дотрагиваясь до ее горящей щеки.
Долго после того, как он отвел пальцы и опять принялся за ужин, кожа ее горела. Она все не переставала удивляться власти, которую он над ней имеет. Даже зная, что он помолвлен, что он играет с ней, точно кошка с мышкой, она не могла ему противиться. И от этого ей стало горько и страшно. Она поймала себя на мысли, что не уважала бы такого человека, в какого постепенно превращалась сама. Надо как можно быстрее уехать из Греции и никогда, никогда больше сюда не возвращаться!
– Ты все еще меня боишься? – спросил он, нарушая молчание, длившееся уже несколько минут. Рия едва притронулась к еде. Димитриос налил по второму бокалу вина. – Я вообще-то не монстр какой-нибудь, просто человек, который иногда ошибается, такой же человек, как и ты.
Рия посмотрела на его суровое лицо в лунном свете. Губы у него почему-то были белые, а в глазах то и дело вспыхивали какие-то огоньки, будто там, в глубине, бушевал огонь, который он старательно пытался скрыть. – Ты меня не пугаешь, – солгала она, гордо задирая вверх подбородок, и он задумчиво улыбнулся, наклоняясь вперед и закидывая ногу на ногу.
– Оч-чень впечатляет. На сей раз ты меня не убедила. Меня до сих пор поражает, как тебе удалось так ловко обвести меня вокруг пальца.
– Ты даже не дал мне возможности высказаться. Мне кажется, ты и не хочешь понять мои мотивы.
– Возможно, – самонадеянно сказал он. – Я уже знаю, что в таких случаях лучше полагаться на собственные суждения.
– Или на отсутствие таковых. – Рия понимала, что нарывается на скандал, но ею руководили оскорбленная гордость и злость, и она не могла смолчать. – Временами мне кажется, что, когда речь заходит обо мне, сердце у тебя исчезает.
– Понятно, – хмуро сказал он. – Только, боюсь, тебе не понравится, если я отвечу той же монетой. – Он приблизил к ней свое лицо настолько, что она ощутила его дыхание. В лунном свете глаза его казались двумя холодными щелками. – Я уже попросил прощения за то, что произошло у тебя в комнате в ту ночь. Хотя я прекрасно понимаю, мне нет за это прощения. Его акцент стал очень заметным.
– Я уже забыла об этом.
Слова эти были сказаны так, что он поверил.
– Тогда в чем же дело? У меня такое впечатление, что ты на меня сердишься. С тех пор как я вернулся из Америки, к тебе просто не подступиться.
– А что, если ты мне просто не нравишься?
Надо во что бы то ни стало заставить его замолчать, а то она не выдержит и станет говорить ему, что он разбил ее сердце и растоптал ее хрупкие мечты, что она все знает о Кристи и об их планах совместной жизни. Он не шелохнулся, лицо его оставалось непроницаемым.
– Возможно, – согласился он вдруг. – А как бы это проверить?
Она зашла слишком далеко, но поняла это только тогда, когда он резко поставил ее на ноги и прижал спиной к стволу старого кедра, величественно возвышавшегося в полумраке и укрывавшего их от посторонних глаз.
– Так что ты говоришь? – спросил он хрипло, и она сжалась под неистовым блеском его глаз.
– Оставь меня в покое, – вяло пробормотала она. Грубая кора царапала ее обнаженную спину.
– Ты снова и снова испытываешь мое терпение, – едва слышно пробормотал он. – Ты не можешь не понимать, что ты со мной делаешь…
Она смотрела на его лицо. В голубых глазах не было ни мягкости, ни нежности. Они сцепились со взглядом ее серых глаз, не замечая испуганного выражения на ее лице.
– Прошу тебя, Димитриос, прекрати, – попросила она, слегка дотрагиваясь дрожащими пальцами до его щеки. Лицо у него мгновенно смягчилось, в глазах промелькнули странные огоньки, но он все смотрел и смотрел на ее легкую фигурку и прижимался к ее мягкому телу.
– Что мы делаем друг с другом? – пробормотал он, с тоской качая черноволосой головой. – Ты у меня уже в печенках сидишь.
Его нежность напугала ее даже больше, чем неукротимая страсть, она могла бороться с его неистовством, но эта соблазнительная нежность была сильнее ее хрупкой решимости.
– Я хочу тебя, – сказал он с каплей своей обычной самонадеянности. Ведь в этом нет ничего плохого?
Он прижал ее к своему напряженному телу, жадно ища ее губы и целуя ее, не в силах сдержаться.
Ее плоть отреагировала мгновенно, и когда его горящие губы заскользили по ее лицу и шее, тело само по себе, повинуясь извечному инстинкту, стало отвечать на его ласки. Чувствуя ее податливость, он оторвал ее от дерева. Теперь только его руки удерживали ее. Дыхание у него стало неровным, а пальцы скользили по ее гибкому стану.
– Мне кажется, что я бы смог научиться жить, даже если бы тебе не нравился, – с легкой насмешкой сказал он, и глаза у него мягко лучились. Она хотела отодвинуться от него, догадываясь, что он дает ей возможность бежать, но вместо этого еще крепче к нему прижалась, впитывая в себя его дурманящий запах и наслаждаясь близостью его большого тела.
– Ты понимаешь, что я чувствую? – неровным голосом спросил он. Утвердительно кивнув, она опустила голову и спрятала за переливающейся ширмой волос раскрасневшееся лицо.